— Ох…
— Что такое? — всполошился Артур.
— До меня только что дошло, что если я люблю тебя, это еще не значит, что ты тоже любишь меня.
— Конечно же, люблю.
— Погоди минутку.
— Да? — выдохнул Артур, раболепно съеживаясь.
— Не бойся, я тебя не ударю. И не дрожи.
— Хорошо, мадам.
— И не называй меня «мадам».
— Не буду… Меллисента.
Она испустила вздох.
— Ты не любишь меня. Ни капельки. Какая же я была дура! Считала само собой разумеющимся, что если я люблю тебя… Но ты не любишь меня, так, Артур? Говори правду!
— Я безмерно уважаю вас. И думаю, что вы самая красивая, кого я только видел.
— Но ты все равно меня не любишь.
— Вероятно, нет.
— Прощай, Артур!..
Меллисента вернулась в Божье царство испросить совета у одной из верховных богинь, Афродиты, обитающей ныне в недостроенном замке из паросского мрамора в долине Темпе. Верховная предложила гостье чаю и выразила сочувствие.
— Кому же понравится влюбиться против собственной воли! — сказала Афродита. — Любовь — типично мужская идея. Только мужчина и мог до этого додуматься. Только мужской принцип, главенствующий во Вселенной, мог подтолкнуть к такому безобразию — иначе его и вовсе не было бы.
— Вот уж не ожидала, что ты заявишь что-либо подобное! — воскликнула Меллисента.
— Думаешь, мне нравилось быть верховной богиней любви? Нисколько! Всего лишь нескончаемая череда страстных увлечений, и все на поверку одинаковы, все тщеславные тупицы. И все спустя какое-то время меня бросали. Как только мужчина — что бог, что человек — покончит с влюбленностью, он тут же начинает искать себе другое занятие.
— Не думаю, что с Артуром произойдет то же самое.
— Любовь — несчастье независимо от того, делает ли мужчина, что ему говорят, или нет. Горе горькое, если он бросает тебя, и не меньшее, если он липнет к тебе, когда твоя страсть истощилась.
— Но раз ты пришла к таким выводам, удивительно, почему ты не сумела как-то повернуть свое знание себе на пользу.
Афродита передернула плечиком.
— Как запрограммирована богиня любви, исходя из мужских принципов Вселенной? Любовь — ее единственная радость. Может, это и нечестно по отношению к себе, но без любви нет удовольствия, нет смысла жить.
— Понимаю, — отозвалась Меллисента. — Мне хочется быть рядом с ним так сильно, просто до боли. И хочется освободиться от него. Что посоветуешь?
— О том, чтоб избавиться от чувства, можешь забыть. Ты влипла, деточка. Стрелы Купидона бьют без промаха, вытащить их нельзя. Так что расслабься и получай удовольствие.
Меллисента скорчила гримасу.
— Но какое удовольствие может принести любовь смертного?
— Знаешь, среди них попадаются вполне симпатичные. Не могу забыть того мальчика Париса.
— Артур — не Парис.
— Не играет роли. Принцип не меняется.
— Ну что ж, — изрекла Меллисента, — если уж придется жить с этим, значит, придется. Вроде бы ниже моего достоинства разрешить смертному обнять меня, но для него сделаю исключение. И заставлю его почувствовать, какой единственный в жизни шанс он выиграл, получив меня.
С тем она и удалилась. Афродита допила остывший чай и подивилась, беседуя с собой, сколь многое юной Меллисенте еще предстоит усвоить. Если она полагает, что тяжко быть влюбленной, посмотрим, что она скажет, когда окажется любимой или — в данном случае много вероятнее — нелюбимой.
Меллисента отправилась в родительский дом. Отец был в саду, ухаживал за виноградной лозой. Она не колеблясь рассказала и ему, как этот смертный отверг ее.
Симус выпрямился и спросил:
— Что же это такое? Разве он не был ужален любовной стрелой?
— Нет. Я же тебе говорила. Стрела попала не в него, а в меня.
— А тогда с чего ты решила, что он в тебя влюбится?
Меллисента возмутилась:
— Ему следовало бы влюбиться, потому что я красивая и потому что я богиня.
— Моя милая девочка, как же ты еще не разобралась, что даже боги любят не по велению рассудка, а уж люди тем более. И вообще, зачем ему любить тебя? Он хоть привлекателен, твой любимый?
— Определенно нет.
— Тогда чем его может привлечь любовь к тебе? Зачем она ему, если его не заставили полюбить, как заставили тебя?
Она уставилась на отца.
— Ох, я, кажется, начинаю понимать, что ты имеешь в виду. А заставить Купидона пустить стрелу и в него возможности нет?
— Ни малейшей. Купидон ненавидит взаимность. Предпочитает асимметрию.
— Ну и что мне делать?
— Постарайся справиться, моя девочка. Когда подходишь к концу, иного выхода просто не остается.
— Но почему конец наступил для меня так рано?
Отец не смог ничего ответить.
Гермеса Меллисента застала в момент, когда он смазывал свою лиру.
— Мне нужен совет, — заявила она с порога.
— Валяй!
— Я влюбилась в смертного, а он меня не любит.
— По-моему, ничего особенного. В чем проблема?
— Я хочу, чтоб он полюбил меня.
— Ты перепробовала все уловки, чтобы соблазнить его?
— Да.
— А уловки из серии «не хочу соблазнять»?
— Это что такое?
— Это значит делать вид, что не испытываешь чувств, какие тебя обуревают.
— Следовательно, лгать?
— Совершенно верно.
— Я выше этого.
— Очень жаль. В таком случае ты никогда не добьешься того, к чему стремишься.
— Должен же быть какой-то способ!
— Способ есть, и я только что его тебе сообщил. Диссимуляция, демонстрация чувств, обратных истинным.